21 января 2020

Статья Эдуарда Олевинского для журнала «Банковское обозрение»

Субсидиарная ответственность в банковской сфере

Статистика, публикуемая Банком России1, свидетельствует о его активной работе, направленной на повышение устойчивости банковского сектора, поэтому тема ответственности менеджмента и собственников банка остается актуальной на протяжении нескольких лет. Интерес к субсидиарной ответственности подогревается еще и частотой ее применения, что вызывает обеспокоенность предпринимательского сообщества. Рассмотрим на конкретных примерах, какие нюансы возникают в судебной практике при обеспечении прав кредиторов с использованием правовых инструментов, связанных с привлечением к субсидиарной ответственности, в каких случаях риск применения данной ответственности увеличивается, кто имеет право подать соответствующий иск, какие ошибки допускаются судами.

ВИДЫ ОТВЕТСТВЕННОСТИ

Ликвидаторы и конкурсные управляющие банков подают два типа исков к входившим в состав органов управления лицам и бенефициарам кредитной организации:

  • о возмещении убытков;
  • о привлечении к субсидиарной ответственности.

Правовым основанием для первого типа исков является ст. 53.1 ГК РФ, а для второго типа — ст. 61.11–61.13 и 189.23 Закона о банкротстве. Выбор между этими двумя видами ответственности зависит от того, «насколько существенным было негативное воздействие контролирующего лица (нескольких контролирующих лиц, действующих совместно либо раздельно) на деятельность должника … как сильно в результате такого воздействия изменилось финансовое положение должника, какие тенденции приобрели экономические показатели, характеризующие должника, после этого воздействия»2.

Какое из заявлений подано в рамках дела о банкротстве кредитной организации — не так важно. Независимо от того, каким образом при обращении в суд заявитель поименовал иск и на какие нормы права он сослался, суд самостоятельно квалифицирует предъявленное требование и должен поставить вопрос о переквалификации требования на обсуждение сторон спора. Такое содействие суда истцу не будет считаться нарушением принципов диспозитивности или состязательности арбитражного процесса.

Например, в деле № А27-18479/2016 о банкротстве общества «Банк развития бизнеса» Арбитражный суд Западно-Сибирского округа, отменяя состоявшиеся по делу судебные акты об отказе в привлечении к субсидиарной ответственности и направляя дело на новое рассмотрение, указал: «Независимо от того, каким образом при обращении в суд заявитель поименовал вид ответственности и на какие нормы права он сослался, суд применительно к положениям ст. 133 и 168 АПК РФ самостоятельно квалифицирует предъявленное требование. При недоказанности оснований привлечения к субсидиарной ответственности, но доказанности противоправного поведения контролирующего лица, влекущего иную ответственность, в том числе установленную ст. 53.1 ГК РФ, суд принимает решение о возмещении таким контролирующим лицом убытков. Поскольку судом не ставился на обсуждение сторон вопрос о переквалификации заявленного требования с привлечения контролирующих должника лиц к субсидиарной ответственности на требование о возмещении убытков, отказ в удовлетворении заявления конкурсного управляющего в данной части является преждевременным»3.

ПОИСК КОНТРОЛИРУЮЩИХ ЛИЦ

Формальное положение привлекаемого к ответственности лица не имеет значения, важно другое — была ли у него фактическая возможность давать должнику обязательные для исполнения указания или иным образом определять его действия. Это ярко проиллюстрировано в следующем деле.

В споре о привлечении к субсидиарной ответственности контролировавших Межпромбанк лиц (дело № А40-119763/2010) суд сделал вывод о наличии такой возможности, исходя из системы владения и управления Банком. Этот вывод был связан, во-первых, с правом контроля, осуществляемого Пугачевым С.В. за принятием решений в Банке через многоуровневую структуру владения Банком с использованием офшорных компаний, и, во-вторых, с фактической системой личного согласования с Пугачевым основных решений Банка со стороны руководителей и органов управления Банком. Этот случай стоит разобрать подробнее, поскольку в Банке существовала целая система по сокрытию бенефициара, в том числе замена его упоминания во внутренней переписке на «Председатель Совета директоров» или аббревиатуру «ПСД», а вместо своей подписи Пугачев использовал штамп «Согласовано».

В качестве доказательств того, что многоуровневая структура владения давала Пугачеву фактическую возможность управления, суд принял не только результаты анализа организационной схемы и органов управления входящих в нее структур. Одного этого было бы недостаточно, так как в структуру входили офшорные трасты с непрозрачными полномочиями доверительных собственников, протекторов и управляющих компаний.

Свою роль в определении подконтрольности сыграли следующие доказательства:

  • многочисленные письма Банка в Московское главное территориальное управление (МГТУ) Банка России, где Банк сообщал, что лицом, оказывающим «косвенное существенное влияние» на решения, принимаемые органами управления Банком, является С.В. Пугачев, действующий на основании трастового договора. На схеме, приложенной к одному из писем, Пугачев прямо указан как «контролирующее лицо»;
  • проспект эмиссии ценных бумаг Банка, где было указано, что основным контролирующим лицом, но не бенефициарным владельцем компании «на основании офшорного соглашения о доверительном управлении» является Пугачев;
  • выдержки из актов об учреждении траста, а также иные документы относительно новозеландского траста;
  • акт проверки Банка России, в котором указано, что рабочей группе было представлено решение доверительного собственника траста, в соответствии с которым «первоначальным протектором» был назначен Пугачев;
  • показания свидетеля, члена совета директоров Банка, единственного акционера и директора траста, которые были даны в рамках уголовного дела.

В качестве доказательств того, что в Банке существовала система согласования и принятия решений, в соответствии с которой без согласия Пугачева не могло быть принято ни одно решение в Банке, приводились следующие:

  • свидетельские показания работников Банка, в частности, о том, что именно Пугачев проводил собеседования о приеме на работу руководящих сотрудников Банка;
  • объяснения, участвующих в деле лиц, в том числе одного из привлекаемых к субсидиарной ответственности;
  • протоколы совещаний в Правительстве РФ о мерах по восстановлению платежеспособности Банка, где Пугачев участвует в урегулировании просроченной задолженности Банка;
  • протоколы допросов по уголовному делу.

Пугачев указывал на то, что все доказательства, подтверждающие его контроль над Банком, по разным причинам являются ненадлежащими. Суд же указал, что «Пугачев С.В. не представил ни одного доказательства отсутствия контроля над Банком со своей стороны»4.

Судебный контроль также не призван проверять экономическую целесообразность решений, принимаемых субъектами предпринимательской деятельности, которые в сфере бизнеса обладают самостоятельностью и широкой дискрецией

Таким образом, суд счел предоставленные конкурсным управляющим доказательства достаточными для утверждения о наличии у привлекаемого к ответственности лица статуса контролирующего и возложил бремя опровержения данных утверждений «на привлекаемое лицо, которое должно доказать, почему письменные документы и иные доказательства арбитражного управляющего, кредиторов не могут быть приняты в подтверждение их доводов, раскрыв свои документы и представив объяснения относительно того, как на самом деле осуществлялась хозяйственная деятельность (п. 4 ст. 61.16 Закона о банкротстве)»5.

В результате суд признал, что «трое последовательно сменявших друг друга лица, исполнявших в 2008–2010 годах обязанности председателя Исполнительной дирекции Банка — Диденко А.А., Злобин А.С., Илларионова М.Е. — подтверждают наличие достаточных оснований рассматривать указания, исходящие от Пугачева С.В. В качестве обязательных, несмотря на то что Пугачев С.В. не занимал никакой официальной должностной позиции в Банке, что могло быть возможным лишь в случае наличия со стороны Пугачева С.В. действительного контроля и влияния на принятие решений в Банке»6.

ПРИЧИННО-СЛЕДСТВЕННАЯ СВЯЗЬ

С членов органов управления и бенефициаров взыскиваются убытки, причиненные по их вине банку от таких действий, которые выходят за рамки добросовестного и разумного поведения. В деле № А27-18479/2016 о банкротстве общества «Банк развития бизнеса» конкурсный управляющий — «Агентство по страхованию вкладов» — потребовал взыскать солидарно в пользу Банка разницу между совокупностью требований кредиторов Банка и балансовой стоимостью его активов с контролирующих Банк лиц.

Основанием заявления был указан подп. 1 п. 2 ст. 61.11 Закона о банкротстве, то есть Агентство указывало на то, что в результате совершения указанными лицами либо одобрения этими лицами одной или нескольких сделок должника причинен существенный вред имущественным правам кредиторов. Конкурсный управляющий указал, что банкротство наступило вследствие виновных действий контролирующих лиц, которые одобрили действия по приобретению векселей технической организации, по приобретению технического векселя юридического лица, а также выдачу шести технических кредитов физическим лицам, обеспечение по которым отсутствовало.

Отказывая в удовлетворении заявления конкурсного управляющего, помимо довода об исковой давности суды указали7, на следующее:

  • кредиты не являлись техническими, об их реальности свидетельствует исполнение заемщиками своих обязательств по кредитам как по погашению основной задолженности, так и по оплате процентов за пользование кредитными средствами вплоть до момента отзыва у банка лицензии. Само по себе прекращение платежей сразу после отзыва у Банка лицензии не свидетельствует о техническом характере кредитов, так как некоторые иные заемщики также прекратили исполнять свои обязательства перед Банком после отзыва у него лицензии;
  • документы, на основании которых выданы займы, анализировались ЦБ РФ, и пороков в них не обнаружено;
  • ссуды классифицированы в III категорию качества с формированием резерва на возможные потери по ссудной задолженности в размере 50% суммы кредита, что свидетельствует о принятых Банком разумных и надлежащих мерах по минимизации возможных хозяйственных рисков от предоставления спорных кредитов;
  • финансовое положение векселедателя на момент приобретения векселей было устойчивым, что дважды подтверждено ЦБ РФ, который давал положительные заключения в отношении векселедателя для заключаемых с ним Банком депозитных договоров. При этом суд учел, что требования векселедателя по договорам о привлечении субординированного депозита включены в реестр требований кредиторов Банка, что подтверждает встречные обязательства Банка перед векселедателем на сумму, сопоставимую с вексельной задолженностью.

Риски свойственны предпринимательской деятельности, другими словами, практически любое управленческое решение или сделка влекут риск убытков для банка, не говоря уже о выдаче кредита. Поэтому при оценке того, повлекло ли конкретное решение контролирующего лица убытки для банка, необходимо знать обычные условия гражданского оборота. Если обычно такое решение в данных обстоятельствах не приносит убытка, то действия контролирующего лица нельзя признать неразумными или недобросовестными.

По смыслу правовой позиции Конституционного Суда Российской Федерации, выраженной в Постановлении от 24.02.2004 № 3-П, судебный контроль также не призван проверять экономическую целесообразность решений, принимаемых субъектами предпринимательской деятельности, которые в сфере бизнеса обладают самостоятельностью и широкой дискрецией. В таких ситуациях в действиях контролирующего лица нет вины. «Обязанность возместить вред является мерой гражданско-правовой ответственности, которая применяется к причинителю вреда при наличии состава правонарушения, включающего наступление вреда, противоправность поведения причинителя вреда, причинную связь между противоправным поведением причинителя вреда и наступлением вреда, а также вину причинителя вреда»8.

И наоборот, если обычно в результате принятия такого решения в подобных обстоятельствах наиболее вероятно последуют убытки, то причинно-следственная связь презюмируется. «При установлении причинной связи между нарушением обязательства и убытками необходимо учитывать, в частности, то, к каким последствиям в обычных условиях гражданского оборота могло привести подобное нарушение. Если возникновение убытков, возмещения которых требует кредитор, является обычным последствием допущенного должником нарушения обязательства, то наличие причинной связи между нарушением и доказанными кредитором убытками предполагается»9.

Так произошло в деле № А15-406/2014 о банкротстве ОАО «Имбанк», где с контролировавших лиц взысканы убытки, причиненные Банку вследствие:

  • выдачи кредита заемщику, заведомо неспособному выполнить свои обязательства;
  • выдачи кредитов физическим лицам, заведомо неспособным их вернуть;
  • выдача средств по фиктивным кредитным договорам либо по незаключенным кредитным договорам.

При этом суды исходили из наличия причинно-следственной связи между действиями (бездействием) контролировавших Банк лиц по несоблюдению предписаний законодательства о банках и банковской деятельности, ненадлежащему анализу кредитных рисков, заключению сделок с неплатежеспособными заемщиками и банкротством Банка.

В упомянутом ранее деле № А27-18479/2016 о банкротстве общества «Банк развития бизнеса» Арбитражный суд Западно-Сибирского округа отменил решения нижестоящих судов и направил дело на новое рассмотрение в части приобретения Банком заведомо порочного векселя. Суд учел аффилированность участника Банка и векселедателя и указал, что судам следовало исходить из презумпции осведомленности Банка в лице его менеджмента о заведомой порочности приобретаемого Банком векселя, не обладающего какой-либо реальной стоимостью.

При этом суд указал на необходимость исследовать доказательства, свидетельствующие о наличии вины соответчиков (участников Банка, председателя, заместителя председателя и членов правления Банка, членов совета директоров, главного бухгалтера, председателя и секретаря кредитного комитета, начальников юридического отдела и отдела экономического анализа и мониторинга рисков): «Составление Банком перед совершением сделки купли-продажи векселя кредитного досье, исходя из того, что оно составлено при участии самих ответчиков, то есть может представлять собой имитацию внешней безупречности сделки заинтересованными в этом лицами, не может оправдывать их действия по приобретению заведомо отсутствующего актива за реальные денежные средства. Факт принятия советом директоров решения о приобретении векселя общества «Эльдорадо сервис» также не может санировать действия менеджеров Банка при презумпции их осведомленности о ничтожности вексельного обязательства»10.

ПРАВО НА ИСК

Требовать привлечения к субсидиарной ответственности или к ответственности в форме возмещения убытков вправе конкурсный управляющий (п. 7 ст. 189.23 Закона о банкротстве). Заявление подается им по собственной инициативе либо во исполнение решения собрания кредиторов или комитета кредиторов. Таким образом, отдельный кредитор не вправе требовать привлечения контролирующих лиц к субсидиарной ответственности: «Кредиторы наделены правом обращаться с заявлением о привлечении контролирующего органа к субсидиарной ответственности в случае, когда конкурсный управляющий не исполняет обязанность, возложенную на него п. 7 ст. 189.23 и п. 5 ст. 189.78 Закона о банкротстве»11.

Странно, но из этих норм Арбитражный суд Западно-Сибирского округа делает вывод о том, что участники (учредители) кредитной организации не обладают правом на подачу заявления о привлечении контролирующих кредитную организацию лиц к ответственности в форме возмещения убытков12.

Такой вывод представляется неверным, поскольку право на такой иск в интересах юридического лица предоставлено участникам п. 1 ст. 53.1 Гражданского кодекса РФ и иначе, как в деле о банкротстве, рассматриваться не должен, согласно ст. 61.14 Закона о банкротстве.

РЕЗЮМЕ

Привлечение к субсидиарной ответственности – это экстраординарный способ защиты прав кредиторов и растущее применение этого института вызывает обеспокоенность за судьбу предпринимательства в нашей стране. Поэтому в заключение хочется привести цитату из недавнего Постановления Конституционного Суда РФ от 8 декабря 2017 года № 39-П: «Вместе с тем для обеспечения баланса конституционно защищаемых ценностей и интересов следует использовать только строго обусловленные конституционно одобряемыми целями меры, отвечающие требованиям адекватности, необходимости и правовой определенности, а устанавливаемое законодателем правовое регулирование — с тем чтобы исключить возможность несоразмерного ограничения прав и свобод человека и гражданина в конкретной правоприменительной ситуации — должно содержать формально определенные, четкие, не допускающие расширительного толкования установленных ограничений и, следовательно, произвольного их применения нормы»13.

1. http://www.cbr.ru/Content/Document/File/72231/pub_2018.pdf
2. См. п. 20 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 21 декабря 2017 года № 53 «О некоторых вопросах, связанных с привлечением контролирующих должника лиц к ответственности при банкротстве».
3. Постановление Арбитражного суда Западно-Сибирского округа от 23 сентября 2019 года № Ф04-1603/19 по делу № А27-18479/2016.
4. Постановление Девятого арбитражного апелляционного суда от 24 июня 2015 года № 09АП-24715/15.
5. Пункт 56 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 21 декабря 2017 года № 53 «О некоторых вопросах, связанных с привлечением контролирующих должника лиц к ответственности при банкротстве».
6. Определение Верховного Суда РФ от 29 января 2016 года № 305-ЭС14-3834.
7. Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 18 марта 2008 года № 14616/07.
8. Данная правовая позиция закреплена в Постановлениях Конституционного Суда РФ от 15 июля 2009 года № 13-П и от 7 апреля 2015 года № 7-П.
9. Пункт 5 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 24 марта 2016 года № 7 «О применении судами некоторых положений Гражданского кодекса Российской Федерации об ответственности за нарушение обязательств».
10. Постановление Арбитражного суда Западно-Сибирского округа от 23 сентября 2019 года № Ф04-1603/19 по делу № А27-18479/2016.
11. Постановление Арбитражного суда Московского округа от 30 января 2019 года № Ф05-1592/16 по делу № А40-151915/2015 (отказано в пересмотре Определением Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда России от 18.09.2019 № 305-ЭС16-7178(12)).
12. Постановление Арбитражного суда Западно-Сибирского округа от 17 июля 2019 года № Ф04-293/19 по делу N А70-1842/2018.
13. Постановление Конституционного Суда РФ от 8 декабря 2017 года. № 39-П «По делу о проверке конституционности положений статей 15, 1064 и 1068 Гражданского кодекса Российской Федерации, подп. 14 п. 1 ст. 31 Налогового кодекса Российской Федерации, ст. 199.2 Уголовного кодекса Российской Федерации и части первой ст. 54 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан Г.Г. Ахмадеевой, С.И. Лысяка и А.Н. Сергеева».

Источник: журнал «Банковское обозрение«